Александр Никишин - Инкубатор, или  Необыкновенные приключения Юрки Гагарина

«…В районе острова Сахалин захвачена атомная подводная лодка ВМФ США с 200 туристами из Голливуда, которые пытались незаконно проникнуть на территорию РФ и добраться до Останкино, не имея ни малейшего представления, где оно находится. Еще три подводных лодки типа «Трайдент» высадили туристов в районе Колымы, и ушли подо льды Северного ледовитого океана. Все туристы арестованы. На допросе сознались, что платили по миллиону долларов за лодку, чтобы попасть на территорию РФ, а оттуда — в Москву…».

— Йес! — счастливый Бубукин сделал известный жест рукой. — Мы их сделали!

Семёнов встретил его высказывание в штыки:

— Кого вы сделали, если не секрет? Сделали они! Себя вы сделали! А кормить вы чем будете эту ораву? Это мамайское нашествие! Сувенирами? Деревянными матрёшками? Портретами наших лидеров? Или пусть со своей пайкой прибывают? Да одних сортиров нужно столько, что за ними Москву не увидите! А где им жить? У нас что, гостиничный фонд развит? Или по квартирам распихаете? Представляю. Выражение «Москва слезам не верит» не случайно родилось. Город-то не резиновый, не обольщайтесь. Мы тут взвоем уже назавтра — не надо нам никаких денег, пусть выметаются! Надо быть японцем или немцем, чтобы вот так изо дня в день не из-под палки, замечу, а с радостью и охотой грузить на себя этот гигантский ком проблем по обслуживанию. А коррупция? Она что, в прошлом? Я предполагаю, что на этой теме мы потеряем всё — и людей, и страну. Сейчас в Москве сколько гастарбайтеров?

Бубукин пожал плечами.

— Вот вам факт, — продолжал Семёнов, — каждый 10-й ребёнок в Москве — от гастарбайтера. Вы хотите, чтобы каждый первый? Русский человек не готов к испытанию ежедневным трудом. Вот отдыхать с гармошкой — да. В Куршавеле зажигать — всегда пожалуйста, модно. А работать — не модно. Значит, рабочие места займут — кто? Кавказ, Средняя Азия, молдаване, хохлы, сербы. Опять строй жильё, рушь здания, чтобы расширить дороги… Короче, чур меня, чур! Я бы что предложил. Останкино закрыть. Под предлогом, что радиация, как в Чернобыле, чудо дезавуировать, народ разогнать дубинками и водомётами. Прессе кляп вставить, чтоб на эту тему помалкивала, а на границе ввести усиленный контроль за въезжающими. И как можно скорей! Вот моё мнение. Иного, как при Горбачёве говорили, не дано.

— Николай Иванович, да вы что! Вы только прикиньте! В смысле, простите, представьте себе…

Впервые за месяцы совместной работы, Семёнов внимательно посмотрел на Бубукина. Прокурорский мундир на нём сидел с иголочки. Он был чисто выбрит, от него пахло каким-то дорогим одеколоном и был похож Бубукин на новогоднюю игрушку в коробке. Такой же новенький и блестящий! Да уж, подумал Семёнов, смена на пятки наступает. Вот только, судя по этому вырвавшемуся у него словечку «прикиньте», которое терпеть не мог Семёнов, совсем ещё пацан этот Бубукин.

— И что я должен, э-э, прикинуть? К чему?

— Какая жизнь начнётся! Как в «Ширли-мырли»!

— Вы про что?

— Да это фильм режиссёра Меньшова! Там нашли самый большой в мире алмаз. Его продали и на вырученные средства все жители России отправились отдыхать в тёплые страны. У него фантастика, а у нас это будет реально. Это ж круче, чем олимпиада, чемпионат мира в Москве! Да нам ни Сочи, ни футбол уже не нужны, их пусть забирают! Мы без футбола миллиарды заработаем, зачем нам этот дурацкий чемпионат?

— Слушайте, успокойте вы вашу фантазию! — попытался урезонить подчинённого Семёнов. — Пока мы ничего не приобрели, а только потеряли. Целых десять человек! И найти не можем. Хватит фантазировать, давайте продолжать! На кого ещё мы имеем данные?

— Врач-психиатр Татевосян Эдурад Тевосович, 61 год, — обиженно засопел Бубукин. — Имеет свою практику. Когда-то создал кооператив, лечил от запоев и пьянства. Жил в первом подъезде. Жена, трое детей. Любит бардовскую песню, коньяк «Арарат» и русские пельмени. Это всё жена сообщила. Жена — русская, большая такая, толстая, с во-от такой грудью.

Бубукин изобразил перед собой два арбуза килограммов по 15 и был в тот момент похож на рыбака, который, рассказывая об улове, прибегает к помощи рук, боясь, что словам его никто не поверит. Семенов хмыкнул, подумав об этом. Дудукин, истолковав это как недоверие к его словам, попытался убедить шефа в своей правоте, но тот его перебил:

— О жене армянина замнём для ясности. Кто ещё в списке?

Четвёртым в списке был бывший художник Андреев Андрей Андреевич. В 1991 году создал с друзьями частное издательство. 55 лет. Лауреат премии Ленинского комсомола, ещё времен СССР. Издавал журнал «Конец века» и газету «Москвариум».

— Москва — что? — не понял Семёнов.

— «Москва-риум». Аквариум, террариум, не знаю, что он там имел ввиду. Но газета по тем временам забойная. Много политики, но и откровенного хулиганства тоже. Дали туловище голой девицы, а голова улыбающегося Ельцина. Куда это годится? Требовали учредить орден имени Бориса Николаевича, ввести звание Героя Советского Несоюза и Несоциалистического Труда с вручением дозы героина и медали «Золотая Звезда» из коронок награжденного.

— Ахинея какая-то!

— Ну, это сейчас — ахинея, а тогда это была полноценная газета с большим тиражом и со своей аудиторией. Потом он бросил газету, стал издавать книги. Лимонов, Аксёнов, Суворов. Вся эмиграция. Какие-то конфликты возникли на этой почве. Наезды, разборки, бандиты. Машину сожгли, угрожали. Долги, что ли? Короче, он всё резко бросил и ушёл с головой в торговлю. Товары от сети магазинов «Интим».

— Чего-о? — Семёнов решил, что ослышался. — «Интим»?

— Ну да, «Интим». А что? Сейчас все чем-то торгуют. У меня жена — элитным постельным бельем, например.

— И что же такого интимного он продавал?

— Говорят, удлинитель мужских половых органов.

— Чего-о?

Бубукин закашлялся:

— Извините, Николай Иванович, точно так, я справлялся. — И уточнил, опережая вполне резонный вопрос собеседника. — На целых пять сантиметров.

Семёнов усмехнулся, прикинув:

— На пять? Да ну, ерунда какая-то, на пять, не может быть, чтобы на пять! Миллиметров, скорее. Впрочем, это не тема для дискуссии. Я о другом подумал. Как 90-е всё перевернули. Художник, которого учили рисовать, пошёл торговать органами.

— Удлинителями!

Семёнов махнул рукой:

— Да какая разница! Судьба творца в Росси замысловата. А пути его неисповедимы. Как у кого-то из азиатских поэтов:

Всё в жизни так,хоть бейся в стенку лбомТо едешь ты в седле.То ходишь под седлом.

Пятым в списке Бубукина шёл Пётр Борисович Бугровский, искусствовед, коллекционер, но по внешнему виду — совершеннейший бандит. С фотографии глядел на Семёнова человек, в глазах которого вообще не прочитывался интеллект. Видимо, был Бугровский из породы обыкновенных бультерьеров — низкий лоб, прижатые уши, широкая челюсть, покатые плечи, маленькие хитрые глазки и — бездонная жадность и бесконечная жестокость.

— А не пребывал ли ваш, простите за выраженние, искусствовед, в местах не столь отдалённых? — спросил Семёнов. — Или я ошибаюсь?

Бубукин согласно кивнул:

— Так точно, ошибаетесь! Судимости не имеет, хотя постоянно ходил по лезвию, был замечен в разных крупных афёрах. Как-то ловко выворачивался. Сидели за него другие, а он выходил сухим из воды.

— Понятно, — сказал Семёнов, — Игорь Кио, мастер водить за нос.

— Кстати, на 22-м этаже дома № 48 имеет сразу три квартиры: № 93, 94 и 95. Нет, вру! 94, 95, 96! Точно, 96, я запомнил, цифра ж такая двусмысленная в некотором роде.

— В каком это «некотором»? — удивился Семёнов.

Бубукин замялся, покраснел:

— Ну, это я так.

— Как так? Уж говорите, раз начали. Слово не воробей.

— В сексе есть такая поза. Называется: сиксти-найн, найнти-сикс. Это когда мужчина и женщина, так сказать, валетиком.

Семёнов вздохнул:

— Валетиком, тузиком, шестёркой. Жениться вам пора, уважаемый. Тогда и цифра для вас будет просто цифрой. А не позой в сексе.

— Так точно! Извините, Николай Иванович, это я так сболтнул. Короче, жена этого Бугровского, она, кстати, коммерсант, работает успешно в строительном бизнесе, пребывает в ужасном гневе. Просто Медуза Горгона какая-то, честное слово. Страшно даже с ней говорить.

— В гневе? Из-за чего?

— Думала, Бугровский на Сицилии, он ей так сказал, а он отдыхал, извините за выражение, у любовницы в соседнем подъезде.

— В соседнем? Ну-у, это ж никуда не годится. Такой риск.

— Так точно! Жена его теперь говорит: вы про этого гада вообще не спрашивайте! Я про него ничего слышать не желаю! Даже, говорит, не ищите его, пусть бомжует теперь, где хочет, я его на порог не пущу. Замок, кричит, сменю. А я вспомнил, его ж квартиру по телевизору показывали! Он там чего-то такое рассказывал про поддельное искусство, кажется, и показывал, как выглядит оригинальный Коровин и Фешин. Я ещё удивился: как это человек не боится светиться? Просто дворец какой-то, такой ремонт забабахал, а какой у него антиквариат! Нет, честно, Николай Иванович, как Эрмитаж! Часы старинные, мебель, посуда из серебра, картины, мамочка моя, на такие ведь деньги! И как они с женой всё это делить будут?